Песню, о которой идёт речь, я назвал «Пока мы живы». Написал всё-таки по принципу «от аккордов к мелодии». Без ложной скромности хочу заметить, что песня получилась довольно выразительная. В финале этой песни я придумал довольно симпатичный проигрыш, построенный на одних только аккордах. Долго не мог его сыграть. Бывает так – придумаешь что-нибудь, а потом не можешь этого сыграть. Наконец освоил и этот проигрыш. Песню эту пел довольно долго – так она понравилась и, разумеется, включил её в сольную авторскую кассету.

Следующей была песня под названием «Воспоминания о любви». История её создания почти полностью копирует историю песни «Пока мы живы». Третью песню «Песенка странников» я написал по комплексному варианту. Если быть до конца точным, то просто взял и с ходу спел весь её поэтический текст. Естественно, я выкинул одно или два четверостишия о плавленом сырке и о портвейне. Песня задумывалась совершенно о другом, а спиртные напитки и закуска оказались здесь совершенно излишними.

Потом Саша Морозов при наших встречах частенько шутил:

– Хорошая, Володя, получилась песня, но зачем ты выкинул плавленые сырки и водку?

– А затем, что они здесь просто лишние, – отвечал я.

Потом мы какое-то время дебатировали о том, что здесь лишнее: водка и плавленый сырки или нет, и пели другие песни.

Саша Морозов болен гемофилией – у него не сворачивается кровь. С этим жутким заболеванием он живет уже более сорока лет.

«Жигули» Минского городского правления Белорусского общества инвалидов подъехали к главным воротам Беловежской пущи. Разумеется, ворота, а точнее – шлагбаум на колёсах – были закрыты наглухо и всерьёз. На площадке возле входа и въезда в Беловежскую пущу стояли несколько легковых автомобилей и белый «РАФ». Из «Жигулей» вышли Алла Николаевна Некрасова-Подлипалина, её дочь Оля, моя Зося и я. Мы, обрадовавшись долгожданной свободе после тесного и душного автомобиля, наслаждались воздухом брестской земли и возможностью дать отдохнуть занемевшим частям наших тел. Представилась возможность потянуться, но никто этого делать не стал. Мы не спеша, подошли к «РАФику» и увидели знакомые лица. Среди них были Саша Морозов, Рощинские Лена и Александр Владимирович, Иван Васильевич Титовец – поэт и товарищ Григория Васильевича Галицкого, сам Григорий Васильевич Галицкий – главный редактор общественно-публицистического и литературно-художественного журнала «Окно» и Клещенков Сергей Тимофеевич – инженер по свету и звуку РЦДИ «Инвацентр». Сергей Тимофеевич был принят на работу в «Инвацентр» где-то в конце 97-го или в начале 98-го года. До «Инвацентра» он работал в каком-то ДК, кажется, камвольного комбината. Он имел легковой автомобиль «Жигули» второй модели и всегда мог перевезти радио- и световую аппаратуру в любую точку Белоруссии. Однако делал он это крайне редко и правильно поступал. Сергей Тимофеевич оказался неплохим человеком и быстро сошёлся с большей частью коллектива, во всяком случае, у него не было в «Инвацентре» ни врагов, ни завистников. В Беловежской пуще Сергей проявил себя как хороший компанейский парень, и мы весело и продуктивно провели с ним время. Он озвучивал все наши выступления на территории Брестской области.

С Иваном Васильевичем Титовцом мы познакомились в тысяча девятьсот девяносто четвёртом году. Я написал три песни на его стихи. Это был мой первый опыт – писать музыку на белорусский текст. Кажется, получилось. Во всяком случае, я очень старался. Здесь я шёл от мелодии к аккордам. Одну из песен под названием «Матуля» мне записал на ноты Александр Владимирович Рощинский. Размер этой песни был три восьмых. Иван Васильевич просил записать все три песни на радио, но я как мог оттягивал этот процесс. Оттягивал до той поры, пока не прошли все сроки. Дело было, прежде всего, в том, что я очень стеснялся своего белорусского произношения. Однажды, когда я попытался поговорить по-белорусски, кто-то сказал:

– Белорусский язык, но с таким ярко выраженным московским диалектом…

С тех пор как отрезало: я старался больше никогда не говорить по-белорусски.

То, что я не записал на радио песни,на стихи Ивана Васильевича Титовца, оказалось не так уж и страшно. В итоге эти три песни зафиксированы в толстом сборнике под названием «Ёсць любоў у мяне». В этот сборник кроме моих вошли песни, написанные Александром Рощинским, Ольгой Патрий, Сергеем Пономарёвым, Теймуром Погосяном, Александром Кругликом и другими профессиональными композиторами. Дело в том, что Иван Васильевич хотел издать сборник песен на собственные стихи, но чтобы песни были написаны как профессиональными композиторами, так и самодеятельными. И у него это получилось. Для большей демократичности композиторы расположены в этой книге в алфавитном порядке, то есть именитые люди не стоят в начале книги, как могло бы быть. Иногда, пересматривая этот сборник, с теплотой и благодарностью вспоминаю об Иване Васильевиче Титовце.

Мы подошли к «РАФику» и тепло поздоровались с его пассажирами и водителем. В тот день за рулём был Геннадий Петрович Илларионов, тот самый, который отвозил нас с Николаем Семёновичем Свечниковым на железнодорожный вокзал, когда мы ездили в Москву.

Территория заповедника «Беловежская пуща» занимает несколько десятков гектаров богатого лесного массива. Здесь водятся зайцы, лисы, кабаны и, естественно, зубры. Возле главного входа и въезда на территорию заповедника находится музей природы, основное здание гостиницы и несколько домиков для проживания гостей. Километрах в двенадцати-пятнадцати, в местечке под названием Вискули, располагается ещё одна гостиница, принадлежащая заповеднику «Беловежская пуща». Рядом с гостиницей в Вискулях только немного в стороне и в небольшой низине красуется дворец-резиденция, где был успешно был Союз Советских Социалистических республик. Этот дворец-резиденция очень хорошо охраняется и по сей день, так что внутри побывать не удалось. А хотелось.

Такая охрана, по моему мнению, выставлена не для того, чтобы охранять сам дворец, а для того, чтобы как можно тщательнее скрыть от посторонних глаз позорное пятно, лежащее на Белоруссии за содеянное преступление. Что ж, всё надёжно скрыто, и можно спать спокойно.

Несколько пассажиров из «РАФика» и команда «Жигулей» в полном составе были доставлены в гостиницу «Вискули» и заселились на втором этаже. Расположились по своим номерам и договорились об ужине вскладчину. Ужин прошёл очень бурно и весело. Затем все разошлись по номерам: кто отдохнуть, кто спать, а кто – продолжать банкет.

В нашем с Зосей номере был ещё Саша Морозов. Он очень много читал стихов, а я очень много пел. Затем перешли к взаимной критике. Уже поздно вечером я показал свою новую песню «Отражение». Нет, конечно, эта песня была уже и не совсем новая – я несколько раз пел её в Витебске, но здесь, в Беловежской пуще, она прозвучала впервые. Потом я показал стихотворный текст будущей песни «Гимн творчеству». Саша не сразу воспринял эти стихи, и всё время пытался к чему-то придраться. Я героически отстаивал своё творение. Я также пытался убедить его в том, что в виде песни это стихотворение будет звучать прекрасно. Мы ещё очень долго спорили, а потом он опять читал стихи, и я по возникающим у меня ассоциациям пел какую-то песню. Уже заснула Зося. Уже затихла вся гостиница, а мы всё продолжали наш импровизированный концерт. Начало светать, и в это мгновение мы с Сашей поняли, что уже не имеем никаких сил продолжать. Часы пересекли отметку «5». Дружно запел птичий хор и в окно ударил солнечный луч. Начинался новый день. Каким он будет и что принесёт нового?

Теперь мы ехали в «РАФике». Ехали, не спеша, так как дороги здесь были узкие и часто пересекались друг с другом. Кроме того, по ним постоянно перемещались животные, которые, наверное, и понятия не имели, что же такое автомобиль. Вот пробежала группа кабанов. Ну как не остановиться и не пропустить их? Вот юркнул под колёса заяц. Да, водителю в этих местах нужен глаз да глаз. А вот появился король Беловежской пущи – зубр. Он остановился и долго стоял, как вкопанный. Геннадий Петрович заглушил двигатель и стал ждать. Наконец, зубр как бы очнувшись, медленно двинулся в сторону польской границы.

Глава четырнадцатая 

Мы подъехали к зданию гостиницы в половине девятого утра. Это время назначила нам Алла Николаевна Некрасова-Подлипалина ещё вчера. После вчерашнего ужина очень хотелось пить. Безумно хотелось пить. На помощь пришла Зося с литровой бутылкой минеральной воды. Я пил жадно, порой даже захлёбываясь не столько от жадности, сколько от жажды. Наконец напился и почувствовал себя человеком, наконец способен был общаться с людьми. Именно в этот момент подошла Алла Николаевна и сказала:

– Владимир Николаевич! Я сейчас приглашу режиссёра от российской стороны, и вы обсудите дальнейшую программу фестиваля. Режиссёра зовут Светлана Ивановна Васькина.

– Хорошо, Алла Николаевна, я всё понял.

Очень скоро появилась высокая средних лет женщина со светло- рыжими волосами. Это и была Светлана Ивановна – заслуженный деятель культуры России. Она была из города Рославль Смоленской области. За её плечами было уже несколько подобных фестивалей.

– Как доехали? Как устроились? – начал я беседу двумя дежурными вопросами.

– Спасибо! Всё хорошо, – ответила Светлана Ивановна.

После этого мы перешли непосредственно к предмету нашего разговора. Обсуждали программу торжественного открытия фестиваля творчества инвалидов «Вместе мы сможем больше!» Поначалу этот девиз вызывал улыбку на устах, потому что, не сговариваясь, многие думали об одном и том же – о приёме спиртных напитков. Но очень быстро эта шутка надоела, и все успокоились. Если говорить точнее: просто устали и измотались от дороги, концертов, знакомств и впечатлений. Говорили со Светланой Ивановной о том, кто и когда будет выходить и что делать. В качестве сцены решили использовать небольшую площадку перед входом в гостиницу, музей «Беловежская пуща» и территорию с несколькими скамейками, образующую полукруг и примыкающую прямо к входам в гостиницу и музей. Часа через два после беседы я начал проводить репетицию торжественного открытия. Открытие фестиваля состоялось вечером того же дня, кажется, сразу после ужина.

В открытии кроме творческих сил инвалидов участвовал эстрадный ансамбль в составе двух девушек, живших недалеко от гостиницы в деревне Каменюки. Одна из девушек играла на синтезаторе, а другая только пела. Но как пела! Голос её был копией голоса известной Ларисы Долиной. А репертуар самый что ни на есть разнообразный.

Хоть эти имена многим ни о чём не скажут, я с большим удовольствием назову их.

Начну с администрации проекта совместного российско-белорусского фестиваля «Вместе мы сможем больше!» Геннадий Викторович Аничкин – будущий бессменный президент Международной Премии «Филантроп», Алексей Владимирович Семёнов – заместитель президента, Евгений Анатольевич Генералов – старший менеджер фонда «Филантроп», Людмила Васильевна Данилова – доцент Московского института культуры, главный режиссёр мероприятий фонда «Филантроп», Елена Анатольевна Калинина –  секретарь фонда «Филантроп».

Назову нескольких артистов-инвалидов, с которыми сложились очень неплохие отношения. С некоторыми я даже какое-то время состоял в переписке. Прежде всего, это Татьяна Александровна Привалова из города Можга Удмуртской АССР. Мы недолго переписывались. Я получил всего лишь три или четыре письма, а потом всё также неожиданно закончилось, как и началось. Юрий Владимирович Леонов, просто Юра – непревзойдённый мастер караоке. Голоса-то кого-то особенного у него и не было, а вот умел преподнести песенный материал как-то по-особенному – так, что очень запоминалось. Юра подарил мне аудио кассету со своими записями. Но со временем актуальность в этой кассете исчезла, и я передал её нашему инженеру по свету и звуку Сергею Тимофеевичу Клещенкову. Может быть, и надо было оставить этот подарок у себя. Но я подумал: «Что эта кассета будет у меня лежать без дела? Лучше я передам её для работы тем, кому она более необходима». И передал.

Ярко выглядел на этом фестивале молодой человек из Башкирии – Пожалов Андрей Александрович, который вместе с другим автором сочинил гимн фестиваля.

Особенно меня поразила история его жизни. Судите сами! Человек падает с высоты пятиэтажки в колодец. Ломает себе всё на свете. Потом всё заживает, и он снова в строю. Сколько же он перенёс?

Вот ещё один пример, ставший легендой. Виталий Иванович Кувшинов из города Солнечнодольск Ставропольского края. Виталик тяжёлый инвалид-колясочник, но, глядя на него, никогда так не подумаешь и не скажешь. Виталик сочиняет песни и исполняет их под гитару. Ещё он страстный радиолюбитель. Любит радио до фанатизма. Постоянно занимается поиском новых партнёров и общается с ними в эфире. Виталик самостоятельно приехал на своей «Таврии» со старенькой мамой, Варварой Афанасьевной и потом ехал с автокортежем до самой Москвы. А в Москве узнавал у меня, как ему выбраться на воронежскую трассу, чтобы с неё добраться до дому. А теперь посчитайте, сколько же километров он проехал? Предполагаю, что тысяч шесть!

Хорошо запомнилась девушка из Читы. Это юное дарование звали Таня Чжень. Фамилия очень похожа на корейскую. Таня была ампутантом – ей поездом отрезало ногу по самый пах. Она ходила на протезе и едва заметно прихрамывала. Как она попала под поезд, мне неизвестно, но по случайным намекам и из разговоров с ней, я предположил, что случилась эта травма из-за любви. Таня очень скромная девушка. Она полный автор и пишет совсем недавно. На тот год, девяносто восьмой, её творческий стаж составлял три года. Мы встретились с Таней Чжень на второй день фестиваля. Я попросил её зайти ко мне в номер и спеть несколько своих песен. Делал я это ради того, чтобы иметь представление о творческом потенциале, стиле и манере исполнения автора или исполнителя. В зависимости от этого можно было определить место этого человека в концерте либо в какой-то другой программе. Таня показалась и не очень сильной, но в то же самое время, и не такой уж слабой девушкой. Песен у неё на то время было немного. Их тематика сводилась к любви, Афганистану, природе и философии. Хотя какая там философия в двадцать-то лет? Я прослушал Таню, сделал несколько корректных замечаний и дал несколько советов на тему того, как надо и как не надо писать песни. Думаю, что я имел на это право, потому что за плечами было уже несколько творческих конкурсов, десятки написанных и спетых песен и, наконец, профессиональная запись на радио. В конце нашей встречи подарил Тане свою сольную авторскую кассету «Точки, чёрточки Судьбы…» В свою очередь Таня подарила мне набор открыток с видами города Чита и сольную авторскую кассету Константина Шеламова. С какой-то особой благодарностью принял я эти подарки. Но кассету Кости Шеламова я не воспринял достойно. Она просто до меня не доходила. Не скажу, что кассета была явно слабая или неинтересная. Но вот не пошла она мне и всё. Я пытался прослушать её несколько раз, но ничего не получалось. В итоге, через несколько лет я записал на эту кассету другой музыкальный материал. Теперь вроде жалею о содеянном. Ну чем мешала кассета? Лежала бы себе и лежала, нет, надо обязательно что-нибудь другое на неё записать. Что, кассет не хватает?

Приятно вспомнить и о творческом коллективе с Белорусской стороны. О руководстве Белорусского общества инвалидов говорить не буду. О них достаточно много говорилось и по радио, и на телевидении, в частности в телепередаче «Судьба моя и надежда». Обществу инвалидов я благодарен за то, что меня назначили режиссёром-постановщиком различных программ от Белорусской стороны. В ту пору прошел год, как я окончил Белорусский университет культуры и искусства, и было мне сорок четыре года. В сорок четыре года умерла моя мать. Таким образом, в моей жизни произошла своеобразная точка отсчёта – я начал переживать свою мать, начинал новую жизнь – жизнь после её смерти. Какой она сложится? Я себе даже не представлял, просто не думал об этом, потому что было некогда и не до того. На первых порах жизнь эта сложилась успешно, но потом пошла полоса неудач и болезней. В том же девяносто восьмом году в Москву были отправлены материалы на соискание Международной Премии «Филантроп», куда входили автобиография, сольная авторская аудиокассета, цветная фотография и двадцатиминутный видеоролик, снятый Игорем Петровичем Божком. Те же материалы были отправлены в Москву от Анатолия Александровича Новикова – самобытного гармониста, игравшего одной рукой; Ольги Матвеевны Патрий – незрячего автора-исполнителя песен под собственный аккомпанемент на фортепиано; от танцевального дуэта Ольги Тетёркиной и Бориса Бачковского и от других соискателей. Все перечисленные мероприятия были организованы Белорусским обществом инвалидов. Спасибо им огромное за это благое и замечательное дело! Это не забудется им никогда!

Так вот от белорусской стороны были следующие представители, о которых у меня остались самые тёплые и светлые воспоминания. Прежде всего, Алла Николаевна Некрасова-Подлипалина, Иван Михайлович Подлипалин и их дочь Оля. С этой семьёй я и моя Зося начинали белорусский этап российско-белорусского фестиваля искусств инвалидов «Вместе мы сможем больше!» Мы ехали под проливным дождём со скоростью сто тридцать пять километров в час на автомобиле «Жигули». На моих коленях всю дорогу лежал тяжёлый баян – очень он был необходим в Беловежской пуще. Весь автомобиль был чем-то и как-то забит, поэтому ощущение какого-либо комфорта отсутствовало вообще. В Бресте баян, слава Богу, выгрузили в городское правление общества инвалидов, и уже до самой пущи ехать было намного приятнее.

Алла Николаевна устроилась на работу в РЦДИ «Инвацентр» где-то в тысяча девятьсот девяносто четвёртом году на должность организатора культурно-массовых мероприятий. Можно сказать, что я был в какой-то, если не в большей, мере её протеже. До «Инвацентра» Алла Николаевна работала в военном госпитале, что на улице Варвашени в Минске. Сейчас эта улица, кажется, переименована в проспект Машерова. Работая в военном госпитале, Алла Николаевна являлась очень активным членом общества инвалидов Московского района. А поскольку «Инвацентр» находился на территории Московского района города Минска, Алла Николаевна проявляла свою высокую активность и здесь. Я тут же поддержал благородный почин Аллы Николаевны и решил, что она будет прекрасным помощником. Поводом для этого решения послужили следующие моменты. Во-первых, Алла Николаевна ходила на своих ногах, а кроме того в их семье имелся автомобиль «Жигули». Во-вторых, у неё имелись многочисленные связи практически во всех сферах жизни и в искусстве тоже. А это было очень важно. Наконец Алла Николаевна очень сильно хотела заниматься именно организацией и проведением культурно-массовых мероприятий в Белорусском обществе инвалидов. Моё решение устроить её на работу в «Инвацентр» окончательно укрепилось после того, как Алла Николаевна сыграла у меня в спектакле «Спать хочется». Я уже рассказывал, что этот спектакль мы готовили во время проведения Второго республиканского фестиваля искусств инвалидов «Творчество – путь к себе!»

Перед тем, как Алла Николаевна начала работать в «Инвацентре», мы с ней организовали и провели несколько концертов в военном госпитале. Здесь в большей степени потрудилась она. Концерты организовывались для работников госпиталя. Они были сборными, то есть в них участвовали половина артистов-инвалидов и половина артистов – работников госпиталя, в основном медицинского персонала. Эти концерты всегда проходили на ура.

Устроившись на работу в «Инвацентр», Алла Николаевна уже знала, что надо делать и как делать. Она, прежде всего, уделила внимание обществу инвалидов Московского района города Минска. А почему бы и нет? Я даже не возмущался. Важно было проведение мероприятий, вернее, их количество, а уж для кого и почему – не имело особого значения. Следует подчеркнуть, что меня приглашали практически на все мероприятия инвалидов Московского района. Естественно, что вместе со мной приглашали и Зосю. Правда, она очень редко их посещала. Но это неважно, а важно то, что постоянно приглашали. Наши производственные отношения, если уместно так выразиться, с Аллой Николаевной складывались более чем удачно. Она частенько бывала у нас дома. Иван Михайлович много раз подвозил меня в «Инвацентр» и обратно, когда вышел из строя мой «Запорожец». Ничто не предвещало ничего плохого. Но в апреле тысяча девятьсот девяносто шестого года в «Инвацентре» появился Владислав Антонович – будущий наш директор…

И всё в одночасье рухнуло, куда-то покатилось и неумолимо и быстро начало исчезать, как тающий снег под беспощадным ярким весенним солнцем. Алла Николаевна начала буквально пропадать в кабинете директора. Мы ни о чём её не спрашивали – мы всё прекрасно понимали без лишних интервью…

Чёрный период властвования Владислава Антоновича, слава Богу, продлился не долго – может быть, полтора года. Теперь Алла Николаевна с его подачи была назначена директором «Инвацентра». Кое-кто возмущался, узнав эту новость. Но их возмущения остались незаметными. У «Инвацентра» началась новая эра – эра Аллы Николаевны Некрасовой. Это был ещё один новый этап в истории центра досуга инвалидов. Надо сказать, что этот этап был достаточно деятельным и эффективным. Как я уже говорил, первое, что сделала Алла Николаевна, это значительно обновила кадровый состав РЦДИ «Инвацентр». Уже давно забылось, что в штате «Инвацентра» когда-то работали: Валентина Фёдоровна, Людмила Юрьевна, Вадим Анатольевич, Виктор Станиславович, Геннадий Михайлович, Сергей Григорьевич и Лариса Александровна. Их достойно сменили: Иван Михайлович Подлипалин, семья Куцера – Вера Степановна, Сергей Сергеевич и Лена, Татьяна Грибко, Слава Кульгавый и Сергей Тимофеевич Клещенков.

Алла Николаевна взяла курс на развитие изобразительного и декоративно-прикладного искусства. В штат «Инвацентра» были взяты педагоги для преподавания в детской художественной студии. В «Инвацентр» была приглашена Людмила Викторовна Карташова, которая возглавляла театральный коллектив. Точнее сказать, она арендовала у «Инвацентра» зрительный зал. А процесс продажи билетов, изготовления афиш, выплаты зарплаты актёрам она организовывала самостоятельно. С приходом Людмилы Викторовны в зрительном зале «Инвацентра» появился более или менее приличный свет и звук, появились зрители, появился интерес к деятельности центра досуга. Наконец, благодаря деятельности Людмилы Викторовны, были организованы серии новогодних детских утренников для детей, у которых родители являются инвалидами. А это в итоге заслуга Аллы Николаевны. Ведь во времена её правления нашлась такая Карташова Людмила Викторовна, которая принесла «Инвацентру» огромную пользу.

И именно Алла Николаевна организовала отправку группы артистов-инвалидов в Москву для получения Международной Премии «Филантроп». А перед этим нашла деньги на мою поездку в Москву для выступления в концерте в рамках предвыборной кампании Президента Международного фонда «Филантроп» Аничкина Геннадия Викторовича. Пригласил меня тогда главный менеджер фонда Генералов Евгений Анатольевич. Уехали мы с Еленой Сергеевной Куцера тогда с болью и кровью. До самой последней минуты мы с ней так и не знали – едем или нет? Да, всё-таки немало хорошего, полезного и ценного сделала Алла Николаевна Некрасова. Но вот и закончился её жизненный путь. Неизлечимая болезнь, точившая её более десяти лет, сделала своё чёрное дело.

Когда мы с Зосей узнали трагическую весть о том, что Аллы Николаевны больше нет, тут же поехали к ней домой на Юго-Запад.

Возле подъезда было тихо и спокойно. Не торопясь проходили мимо незнакомые люди по своим делам. Зося вышла из автомобиля и не спеша, направилась в подъезд. В руках у неё были живые цветы красного цвета. Я приготовился ждать её не менее получаса. Сам уже ходить тогда не мог, так как после недавнего перелома перемещался только в кресле-коляске. Не помню, сколько времени отсутствовала тогда Зося. Помню только подъезд Аллы Николаевны. Чем же он мне запомнился тогда? Ах, да! Двумя взрослыми тополями, которые стояли прямо и гордо по обеим его сторонам.

– Вот! Это зелёные ворота, через которые Аллу Николаевну пронесут в последний путь, – подумал я с грустью.

Вечером Аллу Николаевну перевезли в Дом Милосердия, что на Староборисовском тракте, для отпевания.

На следующий день мы с Зосей поехали в Дом Милосердия к десяти часам утра. Теперь у меня была возможность проститься с Аллой Николаевной. Я подъехал близко к гробу, стоявшему посреди обрядового зала. Долго-долго смотрел на Аллу Николаевну. Ни о чём в этот момент не думал, то есть – совершенно ни о чём. Просто молча воспринимал то, что Аллы Николаевны не будет никогда. Последний достаточно близкий для меня человек ушёл из жизни. Всякое бывало – и хорошее и не очень. Но теперь – всё!

Светило яркое солнце, но оно никак не радовало. Вот скрылся из виду автобус с гробом, и сразу стало как-то невосполнимо пусто. Ушёл ещё один мой соратник. Теперь я остался практически один. Олега Николаевича Скоромного нет. Аллы Николаевны Некрасовой не стало. Через год умер муж Аллы Николаевны – Иван Михайлович.

Продолжая вспоминать творческую бригаду, принимавшую участие в фестивале «Вместе мы сможем больше!», хотелось бы назвать: Григория Васильевича Галицкого, Ивана Васильевича Титовца, Александра Владимировича и Елену Рощинских, Теймура Погосяна, Эдуарда Аветисяна, Игоря Петровича Божка, Сергея Тимофеевича Клещенкова и Александра Геннадьевича Морозова.

Теперь попытаюсь восстановить фестивальные события в хронологическом порядке.

Итак, мы побеседовали со Светланой Ивановной Васькиной, и выяснилось, что я живу очень далеко от штаба фестиваля, то есть в гостинице в Вискулях. Возмущённая Светлана Ивановна потребовала немедленно переселить меня в главный корпус гостиницы «Беловежская пуща», где жила сама на втором этаже. Здесь же располагался и штаб фестиваля со всеми необходимыми предметами и оборудованием: компьютером, ксероксом и так далее.

– Как я буду общаться с режиссёром? – возмущалась Светлана Ивановна.

Вопрос о нашем с Зосей переселении был решён немедленно.

Конечно, с одной стороны Аллу Николаевну можно было понять – ей не хотелось нарываться на неприятности и скандалы, которые исходили бы со стороны руководства БелОИ. Но с другой стороны уж один-то номер для двух инвалидов первой группы можно было бы найти, тем более что один из них – режиссёр фестиваля. В итоге номер был найден, причём без особого труда. Почему надо всё так усложнять? Почему так не ценят свои творческие кадры в Белорусском обществе инвалидов? Такая тенденция очень часто имеет место быть и ныне.

Нас с Зосей поселили в двухместный номер, находившийся в самом углу первого этажа здания гостиницы.

– Вот! Это совсем другое дело. Здесь можно полноценно работать, – не уставал я восхищаться.

Напротив нашего находился номер, в котором поселилась семья Кувшиновых. По той же стороне, где жили Кувшиновы, только через пару номеров, размещались Григорий Васильевич и Иван Васильевич. Дело в том, что некоторое время Иван Васильевич работал водителем редакционной чёрной «Волги». Девяносто восьмой год как раз и был таким периодом. Жильцов других номеров я уже и не помню, но думаю, что, скорее всего, там жили чиновники Белорусского общества инвалидов.

Алла Николаевна не зря поселила нас с Зосей в номер гостиницы «Беловежская пуща», так как Светлана Ивановна Васькина довольно часто тревожила меня по телефону, находившемуся в номере по разным вопросам. Все эти, кажущиеся на первый взгляд пустыми, доставания, были вовсе не напрасными и направлены на то, чтобы как можно ярче и содержательнее провести фестиваль. Со временем я начинал всё больше и больше уважать Светлану Ивановну. От города к городу я проникался всё большим и большим почтением к ней. От площадки к площадке всё отчётливее понимал, какой она высококачественный режиссёр – и что недаром ей присвоили звание заслуженного работника искусств.

Их окна нашего номера был виден задний двор гостиницы и крытая беседка с двумя длинными скамейками. Мы также видели машину Виталика Кувшинова, который часто с ней возился, что-то ремонтируя.

Вскоре мы забрали к себе в номер и Сашу Морозова. Это произошло буквально на следующий день. Саша был мне необходим, так как я делал только первые робкие шаги как режиссёр. А он мог бы быть очень хорошей и надёжной поддержкой и опорой. Что, собственно, и произошло.

В этом угловом гостиничном номере я прослушивал Таню Чжень. Здесь мы с Сашей Морозовым всю ночь писали сценарий концертной программы. Концерт должен был состояться в Бресте. По предварительной договорённости со Светланой Ивановной Васькиной первое отделение концерта отдавалось белорусам, а второе россиянам. Это была моя первая стратегическая ошибка. Но я не придал этому обстоятельству такого уж большого значения. Вторая ошибка – это сценарий. Два специалиста – один начинающий режиссёр, другой библиотекарь со стажем, задумали концертную программу, как путешествие-полёт над красивым, богатым своей историей краем. В концертной программе участвовали тогда фольклорные и хоровые коллективы Брестской области, барды Эдуард Аветисян и Владимир Варшанин, поэт Александр Морозов, исполнитель эстрадных песен Теймур Погосян, исполнители народных песен Елена и Александр Рощинские. Был написан очень хороший текст (всё-таки писали два поэта), служащий мостиком для перехода от одного номера к другому. Однако этого замечательного сценария никто и никаким образом не оценил. Зрители просто не слушали текст. Наш с Сашей ночной творческий труд пропал даром. Никому ничего не было нужно. Российская сторона имела количественное преимущество. На каждого нашего артиста приходилось двое, а может быть, и трое артистов из России. И если артистов из России приняли теплее, чем наших, то остаётся только искренне порадоваться за россиян вообще и за Светлану Ивановну в частности. В конце концов они тогда были гостями, а мы хозяевами. Я получил хороший урок. Я теперь точно знал, как не надо делать, гораздо чётче понимал, как составляются программы концертов. Надо уделять внимание только подбору и расстановке концертных номеров. А вся эта лирика – красивые и содержательные тексты, пестрящие богатыми эпитетами и сравнениями – полная ерунда. Главное  – следить за тем, что, а не как. Так ненавязчиво учила меня Светлана Ивановна практическому режиссёрскому ремеслу. Оказывается, всё, что я изучал в Белорусском университете культуры и искусства, было лишь теорией. Практика же была у меня при работе с Валентиной Ивановной Заверюхой, Юлией Моисеевной Черняк, Светланой Ивановной Васькиной, Людмилой Васильевной Даниловой и Алексеем Гарнизовым. Я ведь не слушал их, открыв рот, а медленно, верно и методично мотал всё себе на ус.

Беловежская пуща обладает одним удивительным природным свойством – там всегда царит такая жуткая влажность, что постоянно создаётся ощущение, будто ты ходишь в мокром белье. Бороться с таким ощущением совершенно бесполезно. Даже если каждые полчаса принимать душ, толку никакого не будет. Другая достопримечательность этих мест – огромные комары, кишащие днём и ночью. Спастись от них совершенно невозможно. Нам помогли наши друзья россияне. Во время вечера знакомств, который состоялся в первый день фестиваля и на котором всех участников представили друг другу, «филантроповцы» вручили подарки. Среди прочих предметов подарков были маленькие устройства под названием «Фумитокс». Эти устройства предназначались для борьбы с насекомыми и, прежде всего, с комарами. Надо заметить, что устройства эти оказались очень даже эффективными. Мы с Зосей гоняли наши «Фумитоксы» круглосуточно и не мучались от укусов этих одичавших голодных и озверелых насекомых.

С самого начала фестиваля сформировалась тесная компания, куда входили: Зося, Саша Морозов, я, Серёжа Клещенков, Таня Привалова, Таня Чжень и Виталик Кувшинов со своей девушкой и мамой. Иногда эта компания значительно уменьшалась в составе. Собирались когда где – то на улице, то в пивном павильоне, то в гостиничном номере Виталика. Однажды собрались и в нашем номере. Пели песни, трепались, травили анекдоты. Самой замечательной рассказчицей анекдотов оказалась Таня Привалова. Саша Морозов, как правило, читал собственные стихи. Мы с Виталиком попеременно пели свои песни под гитару. Виталик пел только песни о любви и обо всём, что с этим связано. Он ещё был в таком замечательном возрасте, когда хочется нравиться женщинам и прикладываешь к этому все свои усилия.

Меня назначили руководителем мастерской бардов и поэтов. Каждое утро по окончании завтрака объявлялась программа нынешнего дня. В один из фестивальных дней объявили о проведении мастер-класса для бардов и поэтов. Сказали также, что если погода будет хорошая, то мероприятие пройдёт под аккомпанемент костра. Обращаться всех желающих адресовали ко мне. Погода не задалась, и поэтому собрались в той самой беседке, которая видна из окна нашего углового гостиничного номера. Ни о чём предварительно не договариваясь, я взял себе в соведущие Сашу Морозова. Он и не думал отказываться. Участники встречи бардов и поэтов тянулись очень долго и очень медленно. Наконец, когда ждать уже совсем надоело, мы с Сашей решили начинать.

В тот день в беседке под крышей собрались: я, Саша Морозов, Таня Чжень, Виталий Кувшинов, Эдуард Аветисян и Сергей Кожевников из Свердловска. Подобное мероприятие я проводил впервые и поэтому не знал, с чего начать. А главное не знал, с кого начать. Очень не хотелось, чтобы с самого начала мероприятия присутствовали Светлана Ивановна или Людмила Васильевна. В том, что от Белорусского общества инвалидов никого не будет, я ни одной секунды не сомневался. Словно услышав мои просьбы, не пришли к началу сбора ни Светлана Ивановна, ни Людмила Васильевна.

– Когда не знаешь с кого начать, начинай с себя! – произнёс я мысленно и начал.

После недолгого рассказа о себе спел несколько собственных песен и сказал, что ко мне ещё вернёмся, а пока хотелось бы узнать о других и послушать их произведения. Перешли к Тане Чжень. Затем подобрались к Виталику. Закончился первый круг и перед тем, как начаться второму, появились две наши легендарные дамы: Светлана Ивановна и Людмила Васильевна. К этому моменту волнение, возникшее в самом начале встречи, уже куда-то бесследно улетучилось. Голос зазвучал нахальнее и увереннее. Началась неудержимая импровизация. Уже посыпались взаимные подколки между мной и Сашей Морозовым. Уже появились люди с фотоаппаратами и блокнотами. Вот ведь: знают, когда им прийти! Полтора часа никого не было. А тут на тебе! Начались фотографирования на память, бесконечные интервью и прочее.

Я сделал для себя вывод о том, что в концертных программах могут участвовать все, кроме Сергея Кожевникова из Свердловска. Ну до чего ж слаб парень! Ай, ай, ай! Хотя творческие кадры – со стороны России, это не моя вотчина. Это прерогатива Светланы Ивановны и Людмилы Васильевны. Пусть они сами решают, что с ними делать. Так как артистов со стороны России было в два раза больше, чем белорусов, проблема решалась довольно просто. Выступления чередовались: один раз выступала одна группа артистов, а в другой раз – другая. Если белорусы выступили во всех городах, то россияне – нет. Лично меня это вполне устраивало. Таким образом, белорусские артисты-инвалиды выступили в следующих населённых пунктах: в Бресте, Каменюках, Каменце, Минске, Витебске, Смоленске и Москве.

От так называемой бардовской тусовки, очень многие остались в восторге, а особенно Светлана Ивановна и Людмила Васильевна – режиссёры-постановщики с российской стороны. Для меня это было чрезвычайно важно и ценно. Если концерты были не особенно важны и показательны для меня, то бардовская встреча – совсем наоборот. Очень важно было то, как она будет организована и как пройдёт. Но вот, кажется, всё удалось и получилось. Теперь всё позади. Теперь я имею представление о небольшой группе людей, с которыми мне предстоит работать и дальше до самой Москвы.

В результате фотосъёмок после встречи поэтов и бардов на территории Беловежской пущи появилось множество всяких разных снимков. Особенно ценный для меня тот, на котором изображены Татьяна Чжень и Владимир Варшанин, а рядом с ними возле скамейки, на которой они сидят рядом, – две перекрещивающихся гитары. Совсем скоро эта фотография появится в очередном номере журнала «Окно».

После памятного дня поэтов и бардов состоялись два выездных концерта: сначала в деревне Каменюки, а потом во дворце культуры города Каменец – районного центра Брестской области. И там, и там – на обеих площадках – провинциальная публика встречала нас, артистов-инвалидов, с полнейшим восторгом. Чего мы никак не ожидали. Игорь Петрович Божок с необычайной достоверностью и тщательностью телевизионного документалиста фиксировал все события на видеокамеру. Потом отснятый материал периодически показывали в телепередачах из серии «Судьба моя и надежда». Там же показали и мою песню, написанную во время фестиваля. Накануне были написаны стихи, а в Беловежской пуще в один из дней, когда все разъехались на экскурсию, я сочинил мелодию к этим стихам. Помню, с каким удовольствием я работал над музыкой. Большее блаженство, когда рядом и вокруг нет ни одной души, и никто не мешает, трудно себе вообразить. Закончив сочинять музыку, я сотни раз перепевал и перепевал эту песню, словно боясь, что забуду свою замечательную музыку. Конечно, в мелодии не было ничего сверхвыдающегося, но тогда это, естественно, была самая лучшая и самая любимая песня. В ней всего-то было шесть или семь аккордов, но какая она была красивая! Стоило только начать петь или слушать её, и уже невозможно было оторваться.

Лето катится в забвенье…

Пахнет скошенной травой.

Осень ярко-красной тенью

Над тобой и надо мной.

И преследует меня

Журавлей прощальный крик,

От осеннего огня

До зимы холодной – миг.

Миг прекрасный этот долог,

Хоть незрим, неизмерим,

И всегда бесценно дорог

Тем, что я срастаюсь с ним.

Это радостное время

Испытаний, перемен,

Это сладостное бремя

Терпсихор и Мельпомен.

Это время, когда рано

Рассуждать нам об итогах,

Ещё в замыслах романы

И не хожена дорога.

На написано, не спето

Городам, друзьям, любимым,

Кто ж напишет, как не мы им?

Кто же им споёт всё это?

Лето катится в забвенье…

Пахнет скошенной травой.

Осень ярко-красной тенью

Над тобой и надо мной.

На телеэкране возник берег дикого небольшого пруда, который находится в Беловежской пуще. Помню, как долго и путано вёз меня и Наташу Шарубу, ассистента, Игорь Петрович на своём, уже состарившемся. «сорок первом» «Москвиче» к месту предстоящей телевизионной съёмки. Наконец прибыли. Перед нами метрах в десяти-пятнадцати красовался роскошный дуб. Нет, это был совсем не тот дуб, который описывает Лев Николаевич Толстой в своём романе «Война и мир». Это дуб был намного моложе и гораздо меньше видавший всякого. Ему, может быть, лет сорок-пятьдесят на вид, если я умею правильно определять возраст деревьев с виду, а не по годовым кольцам. Если я и ошибся, то, думаю, всего лишь лет на двадцать. Но в конце концов дело не в возрасте дерева, а в том насколько красивую картинку оно создаёт вместе с берегом, водой и другой зеленью. Игорь Петрович очень долго изучал дневное светило стоявшее над нами. Он часто просил Наташу отойти в одну сторону, потом в другую. При этом он постоянно заглядывал в глазок камеры, ища оптимальный вариант для съёмки. Потом Игорь Петрович попросил Наташу сесть под дуб и опять посмотрел в глазок камеры. Наконец, убедившись окончательно в том, что можно снимать, приступили к процессу. Было снято несколько дублей. Меня снимали совсем мало – в основном снимали красивые пейзажи вокруг. Я не обижался, а просто использовал возможность лишний раз прорепетировать новую песню, которую надо было показывать либо в Минске, либо в других городах. Для меня было важно, чтобы на экране, в титрах было указано, кто автор песни и кто её исполняет. В общем это и было сделано. А премьера песни состоялась только в Смоленске. Раньше я её показывать не рисковал, так как боялся, что запутаюсь в тексте. Текст-то, если разобраться в нём подробно, достаточно навороченный. Даже в Смоленске перед тем, как спеть, я ещё десятки раз повторял эту песню. Игорю Петровичу песня понравилась. Мы провозились с записью полдня. Наконец всё было закончено. Усталые и довольные мы возвращались в гостиничные номера.

После обеда я пойду смотреть животных местного зоопарка, вернее не пойду, а поеду на коляске, которую нашла и предоставила Алла Николаевна. Со мной пойдёт Зося. Мы будем смотреть животных только с ней вдвоём. Чуть позже должны присоединиться Саша Морозов и Серёжа Клещенков. От осмотра животных осталось тяжёлое впечатление. Территория местного зоопарка протянулась на пару километров. Из всего увиденного мне запомнился одинокий волк, пара диких лошадей и семейство зубров. Один зубр подошёл очень близко к сетке, и мы с Зосей покормили его с руки травой и хлебом. У него были очень грустные и выразительные глаза. Я запомнил этот взгляд и потом часто его демонстрировал своей новой компании. Грустное впечатление осталось оттого, что я узнал от служителей зоопарка следующую информацию. Раньше животных было больше, а сейчас из-за плохого финансирования от многих из них пришлось отказаться. Вот и избавились от них разными путями: кого куда-то отдали, а кого-то просто пристрелили.

День отъезда из Беловежской пущи выдался каким-то пасмурным. Он как будто не хотел, чтобы мы разъезжались, едва успев сблизиться и подружиться. Он как бы протестовал против нашего отъезда. Мы ещё не понимали, насколько серьёзная предстояла разлука. Сидя на скамейке, я ещё и ещё раз пристально вглядывался в лица участников фестиваля, словно пытался как можно прочнее зафиксировать их в памяти. Это касалось всех участников фестиваля: как с белорусской стороны, так и с российской. Вот прошли мимо меня Александр Владимирович и Елена Рощинские, за ними Иван Васильевич Титовец, потом Теймур Погосян и Анатолий Александрович Новиков, а за ним Эдик Аветисян. Далее, как по команде, проследовали Таня Привалова и Серёжа Клещенков, за ними Таня Чжень и Виталик Кувшинов с мамой. Так следовали они все друг за другом, но почему-то не фиксировались в памяти. А может, памяти моей от этой неизбежности расставания было уже всё равно?

Подошла проститься Светлана Ивановна Васькина. Мы немного поговорили о проделанной работе, и я сообщил о том, что в Москву они с Людмилой Васильевной скорее всего поедут без меня. В заключение разговора Светлана Ивановна коснулась темы моих выходов на сцену. Она, в частности, посоветовала всегда выезжать на коляске.

– Тогда ничто не будет отвлекать от концертного номера, – говорила она. – А то ты идёшь и думаешь о том, чтобы не поехал костыль или чтобы не споткнуться. А надо думать о том, что и как ты будешь петь.

– Понимаете, Светлана Ивановна, у меня на этот счёт имеется маленький комплекс. Кажется, что если я хоть один раз сяду в коляску, то мне суждено в ней будет находиться до конца дней своих. Так уж лучше я буду долго идти по сцене до микрофона, нежели пересаживаться в коляску, – попытался парировать я.

Саша Морозов, как правило, читал собственные стихи. Мы с Виталиком попеременно пели свои песни под гитару. Виталик пел только песни о любви и обо всём, что с этим связано. Он ещё был в таком замечательном возрасте, когда хочется нравиться женщинам и прикладываешь к этому все свои усилия.

Меня назначили руководителем мастерской бардов и поэтов. Каждое утро по окончании завтрака объявлялась программа нынешнего дня. В один из фестивальных дней объявили о проведении мастер-класса для бардов и поэтов. Сказали также, что если погода будет хорошая, то мероприятие пройдёт под аккомпанемент костра. Обращаться всех желающих адресовали ко мне. Погода не задалась, и поэтому собрались в той самой беседке, которая видна из окна нашего углового гостиничного номера. Ни о чём предварительно не договариваясь, я взял себе в соведущие Сашу Морозова. Он и не думал отказываться. Участники встречи бардов и поэтов тянулись очень долго и очень медленно. Наконец, когда ждать уже совсем надоело, мы с Сашей решили начинать.

В тот день в беседке под крышей собрались: я, Саша Морозов, Таня Чжень, Виталий Кувшинов, Эдуард Аветисян и Сергей Кожевников из Свердловска. Подобное мероприятие я проводил впервые и поэтому не знал, с чего начать. А главное не знал, с кого начать. Очень не хотелось, чтобы с самого начала мероприятия присутствовали Светлана Ивановна или Людмила Васильевна. В том, что от Белорусского общества инвалидов никого не будет, я ни одной секунды не сомневался. Словно услышав мои просьбы, не пришли к началу сбора ни Светлана Ивановна, ни Людмила Васильевна.

– Когда не знаешь с кого начать, начинай с себя! – произнёс я мысленно и начал.

После недолгого рассказа о себе спел несколько собственных песен и сказал, что ко мне ещё вернёмся, а пока хотелось бы узнать о других и послушать их произведения. Перешли к Тане Чжень. Затем подобрались к Виталику. Закончился первый круг и перед тем, как начаться второму, появились две наши легендарные дамы: Светлана Ивановна и Людмила Васильевна. К этому моменту волнение, возникшее в самом начале встречи, уже куда-то бесследно улетучилось. Голос зазвучал нахальнее и увереннее. Началась неудержимая импровизация. Уже посыпались взаимные подколки между мной и Сашей Морозовым. Уже появились люди с фотоаппаратами и блокнотами. Вот ведь: знают, когда им прийти! Полтора часа никого не было. А тут на тебе! Начались фотографирования на память, бесконечные интервью и прочее.

Я сделал для себя вывод о том, что в концертных программах могут участвовать все, кроме Сергея Кожевникова из Свердловска. Ну до чего ж слаб парень! Ай, ай, ай! Хотя творческие кадры – со стороны России, это не моя вотчина. Это прерогатива Светланы Ивановны и Людмилы Васильевны. Пусть они сами решают, что с ними делать. Так как артистов со стороны России было в два раза больше, чем белорусов, проблема решалась довольно просто. Выступления чередовались: один раз выступала одна группа артистов, а в другой раз – другая. Если белорусы выступили во всех городах, то россияне – нет. Лично меня это вполне устраивало. Таким образом, белорусские артисты-инвалиды выступили в следующих населённых пунктах: в Бресте, Каменюках, Каменце, Минске, Витебске, Смоленске и Москве.

От так называемой бардовской тусовки, очень многие остались в восторге, а особенно Светлана Ивановна и Людмила Васильевна – режиссёры-постановщики с российской стороны. Для меня это было чрезвычайно важно и ценно. Если концерты были не особенно важны и показательны для меня, то бардовская встреча – совсем наоборот. Очень важно было то, как она будет организована и как пройдёт. Но вот, кажется, всё удалось и получилось. Теперь всё позади. Теперь я имею представление о небольшой группе людей, с которыми мне предстоит работать и дальше до самой Москвы.

В результате фотосъёмок после встречи поэтов и бардов на территории Беловежской пущи появилось множество всяких разных снимков. Особенно ценный для меня тот, на котором изображены Татьяна Чжень и Владимир Варшанин, а рядом с ними возле скамейки, на которой они сидят рядом, – две перекрещивающихся гитары. Совсем скоро эта фотография появится в очередном номере журнала «Окно».

После памятного дня поэтов и бардов состоялись два выездных концерта: сначала в деревне Каменюки, а потом во дворце культуры города Каменец – районного центра Брестской области. И там, и там – на обеих площадках – провинциальная публика встречала нас, артистов-инвалидов, с полнейшим восторгом. Чего мы никак не ожидали. Игорь Петрович Божок с необычайной достоверностью и тщательностью телевизионного документалиста фиксировал все события на видеокамеру. Потом отснятый материал периодически показывали в телепередачах из серии «Судьба моя и надежда». Там же показали и мою песню, написанную во время фестиваля. Накануне были написаны стихи, а в Беловежской пуще в один из дней, когда все разъехались на экскурсию, я сочинил мелодию к этим стихам. Помню, с каким удовольствием я работал над музыкой. Большее блаженство, когда рядом и вокруг нет ни одной души, и никто не мешает, трудно себе вообразить. Закончив сочинять музыку, я сотни раз перепевал и перепевал эту песню, словно боясь, что забуду свою замечательную музыку. Конечно, в мелодии не было ничего сверхвыдающегося, но тогда это, естественно, была самая лучшая и самая любимая песня. В ней всего-то было шесть или семь аккордов, но какая она была красивая! Стоило только начать петь или слушать её, и уже невозможно было оторваться.

Лето катится в забвенье…

Пахнет скошенной травой.

Осень ярко-красной тенью

Над тобой и надо мной.

И преследует меня

Журавлей прощальный крик,

От осеннего огня

До зимы холодной – миг.

Миг прекрасный этот долог,

Хоть незрим, неизмерим,

И всегда бесценно дорог

Тем, что я срастаюсь с ним.

Это радостное время

Испытаний, перемен,

Это сладостное бремя

Терпсихор и Мельпомен.

Это время, когда рано

Рассуждать нам об итогах,

Ещё в замыслах роман

И не хожена дорога.

На написано, не спето

Городам, друзьям, любимым,

Кто ж напишет, как не мы им?

Кто же им споёт всё это?

Лето катится в забвенье…

Пахнет скошенной травой.

Осень ярко-красной тенью

Над тобой и надо мной.

На телеэкране возник берег дикого небольшого пруда, который находится в Беловежской пуще. Помню, как долго и путано вёз меня и Наташу Шарубу, ассистента, Игорь Петрович на своём, уже состарившемся. «сорок первом» «Москвиче» к месту предстоящей телевизионной съёмки. Наконец прибыли. Перед нами метрах в десяти-пятнадцати красовался роскошный дуб. Нет, это был совсем не тот дуб, который описывает Лев Николаевич Толстой в своём романе «Война и мир». Это дуб был намного моложе и гораздо меньше видавший всякого. Ему, может быть, лет сорок-пятьдесят на вид, если я умею правильно определять возраст деревьев с виду, а не по годовым кольцам. Если я и ошибся, то, думаю, всего лишь лет на двадцать. Но в конце концов дело не в возрасте дерева, а в том насколько красивую картинку оно создаёт вместе с берегом, водой и другой зеленью. Игорь Петрович очень долго изучал дневное светило стоявшее над нами. Он часто просил Наташу отойти в одну сторону, потом в другую. При этом он постоянно заглядывал в глазок камеры, ища оптимальный вариант для съёмки. Потом Игорь Петрович попросил Наташу сесть под дуб и опять посмотрел в глазок камеры. Наконец, убедившись окончательно в том, что можно снимать, приступили к процессу. Было снято несколько дублей. Меня снимали совсем мало – в основном снимали красивые пейзажи вокруг. Я не обижался, а просто использовал возможность лишний раз прорепетировать новую песню, которую надо было показывать либо в Минске, либо в других городах. Для меня было важно, чтобы на экране, в титрах было указано, кто автор песни и кто её исполняет. В общем это и было сделано. А премьера песни состоялась только в Смоленске. Раньше я её показывать не рисковал, так как боялся, что запутаюсь в тексте. Текст-то, если разобраться в нём подробно, достаточно навороченный. Даже в Смоленске перед тем, как спеть, я ещё десятки раз повторял эту песню. Игорю Петровичу песня понравилась. Мы провозились с записью полдня. Наконец всё было закончено. Усталые и довольные мы возвращались в гостиничные номера.

После обеда я пойду смотреть животных местного зоопарка, вернее не пойду, а поеду на коляске, которую нашла и предоставила Алла Николаевна. Со мной пойдёт Зося. Мы будем смотреть животных только с ней вдвоём. Чуть позже должны присоединиться Саша Морозов и Серёжа Клещенков. От осмотра животных осталось тяжёлое впечатление. Территория местного зоопарка протянулась на пару километров. Из всего увиденного мне запомнился одинокий волк, пара диких лошадей и семейство зубров. Один зубр подошёл очень близко к сетке, и мы с Зосей покормили его с руки травой и хлебом. У него были очень грустные и выразительные глаза. Я запомнил этот взгляд и потом часто его демонстрировал своей новой компании. Грустное впечатление осталось оттого, что я узнал от служителей зоопарка следующую информацию. Раньше животных было больше, а сейчас из-за плохого финансирования от многих из них пришлось отказаться. Вот и избавились от них разными путями: кого куда-то отдали, а кого-то просто пристрелили.

День отъезда из Беловежской пущи выдался каким-то пасмурным. Он как будто не хотел, чтобы мы разъезжались, едва успев сблизиться и подружиться. Он как бы протестовал против нашего отъезда. Мы ещё не понимали, насколько серьёзная предстояла разлука. Сидя на скамейке, я ещё и ещё раз пристально вглядывался в лица участников фестиваля, словно пытался как можно прочнее зафиксировать их в памяти. Это касалось всех участников фестиваля: как с белорусской стороны, так и с российской. Вот прошли мимо меня Александр Владимирович и Елена Рощинские, за ними Иван Васильевич Титовец, потом Теймур Погосян и Анатолий Александрович Новиков, а за ним Эдик Аветисян. Далее, как по команде, проследовали Таня Привалова и Серёжа Клещенков, за ними Таня Чжень и Виталик Кувшинов с мамой. Так следовали они все друг за другом, но почему-то не фиксировались в памяти. А может, памяти моей от этой неизбежности расставания было уже всё равно?

Подошла проститься Светлана Ивановна Васькина. Мы немного поговорили о проделанной работе, и я сообщил о том, что в Москву они с Людмилой Васильевной скорее всего поедут без меня. В заключение разговора Светлана Ивановна коснулась темы моих выходов на сцену. Она, в частности, посоветовала всегда выезжать на коляске.

– Тогда ничто не будет отвлекать от концертного номера, – говорила она. – А то ты идёшь и думаешь о том, чтобы не поехал костыль или чтобы не споткнуться. А надо думать о том, что и как ты будешь петь.

– Понимаете, Светлана Ивановна, у меня на этот счёт имеется маленький комплекс. Кажется, что если я хоть один раз сяду в коляску, то мне суждено в ней будет находиться до конца дней своих. Так уж лучше я буду долго идти по сцене до микрофона, нежели пересаживаться в коляску, – попытался парировать я.

страницы >>> 01  02  03  04  05  06  07  08  09  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20