Я люблю зеркала. Гладкие, прозрачные, глубокие, блестящие.

Гладкие, как моё лицо, бездонные, как мои глаза.

Они всё помнят, они всё понимают....

Мне не надоедает смотреть в зеркало часами. Там – я, королева, богиня… всегда одна. Я могу часами расчёсывать свои волосы… шёлковые и мягкие… Мне нравится, что я красива. И сама себе хозяйка.

Мужчины падки на мою красоту, на моё нежное лицо, светлую кожу, но ни один из них никогда не притронется ко мне, никогда! Только зеркалам – позволено ко мне прикасаться…

Я люблю духи, не только их запах, но круглые бочка их флаконов, я люблю водить по ним пальцем – они такие идеально гладкие! Я люблю красивые вещи, длинные платья, туфли на шпильке… я не люблю колец, цепочек, браслетов, заколок для волос – они сдавливают, стискивают, мешают… Я ненавижу ожерелья. Я не люблю одежду, закрывающую горло… Я не люблю часы на руке. Я люблю запах cирени весной – он красив, он совершенен. В нём немного горечи, растворённой в сладком волшебстве, - как в духах.

Да, это трудно – так любить роскошь и зарабатывать самой – на платья, мех, зеркала. Да, это трудно… Но это того стоит. Я хочу принадлежать только себе. Всегда.

Вы видели… этих женщин с безумными глазами, жалкой улыбкой, помятыми лицами, серыми кругами… этих женщин, пахнущих не сиренью, но ландышем… этих измятых, истерзанных, униженных женщин – после ночи любви? За что – отдают они красоту?!

Зеркала… они ведь всё помнят. Они помнят Башню и женщину с распущенными волосами, которая написала: «Неудовольствие Вашего Величества и мое заключение в темницу мне кажутся столь странными, что я не знаю, о чем мне должно писать к вам и в чем должно просить прощения…» (*)
 

Я люблю жемчуг. Люблю перекатывать шарики в пальцах, перебирать жемчужины на нитке. Часами. Самый красивый цвет – белый.

Я не люблю часы на руке…

Я не люблю часы. Они считают…

Все порицают Генриха, говорят: он безумец, злодей. И никто не понимает главного. Он – лучший любовник на свете. Ибо он – король.

Мужчины падки на красивое. Они ходят около меня кругами… Они лебезят, петушатся, задаривают… Они любят – нетронутое… Мне говорят: зачем быть красивой, чтобы это никому не досталось?!..

Зеркала всё помнят. Помнят глаза маленькой девочки, которая знала, что маму ведут на эшафот… Вы говорите, что она была маленькая и не понимала?.. Но она – знала.

Однажды мне приснилось… Как будто чей-то язычок раскрыл мне губы и коснулся моего языка… И как будто сладкая ягода, сладкая, как малина, попала мне в рот – сладкая, твёрдая, с шершавыми волосками, и перекатывалась у меня во рту, и дразнила меня, а потом – растаяла…

И, когда она растаяла, такое сладкое чувство разлилось по мне, как будто я змея, извивающаяся на горячем песке, и так мне было хорошо, уютно и нестерпимо жарко…  

Этой сладкой ягодой было слово…

эшафот…

Все ищут в письмах Анны кровной женской обиды, мести, жалоб. И не понимают главного: эшафот не был дурью, жестокостью или глупостью короля, он был логичным и справедливым кругом от брошенного камня, красивой неизбежностью. Но понимали это только те – двое.

Я люблю красивые вещи. Белый диван в спальне, белый мех на кресле… Белый ковёр… Белая чашка с кофе… Белая сирень за окном… Белый саван…

Я люблю красивые слова. Стон… зеркало… эшафот. Вы скажете: смерть также отвратительна, как и старость. Но слово «эшафот» - прекрасно. Оно манит, как мираж… Самый безумный цвет – белый…

Генрих осыпал Анну титулами, почестями и драгоценностями. И он сделал ей самый лучший подарок: когда она надоела, он убил её сразу…

Я опускаю голову, собираю свои волосы и отвожу их в сторону. Моя шея оголена. Я чувствую, как страх пробирается по мне потайными путями…

Я открываю глаза и вижу, что белые вещи вокруг забрызганы кровью…

Эти мужчины, осыпающие цветами, шелестящие комплиментами, как пауки, тыкающие мне в глаза свои жалкие машины, акции, бассейны, дома, кто из них обладает властью, достаточной, чтобы отправить молодую жену, мать своего ребёнка, на эшафот?..
Никто…

Эти женщины, пахнущие ландышем, счастливые, с безумными глазами, они не понимают, что все мужчины - убивают. Но они убивают медленно, страшно. У них нет Силы, и они убивают своих женщин мучительно, годами. И только Генрих поступил гуманно. Он убил сразу.

«Ваши благодеяния теперь я испытала на себе вполне. Я была ничто; вы меня сделали Статс-дамою, Маркизою, Королевою; и когда уже на земле нельзя было вполне возвышать меня… вы делаете меня святою».