"Ты приходи ко мне в полночь-заполночь,
я чай пью, садись, чай пей…"
Из к/фильма "Чапаев"
"Мой дядя самых честных правил…"
А.С.Пушкин "Евгений Онегин"

 
Мой живот – это емкость для чая,
Укрепленная грудой костей.
Я в гостях постоянно смущаю
И хозяев, и многих гостей.
 
Как-то раз пригласил меня дядя
На домашний семейный обед.
Он всю жизнь проработал в Багдаде
И не видел меня много лет.
Он поставил на стол угощенья
И все то, что положено к ним,
Потому что его День рожденья
Совпадал с Днем рожденья моим.
За столом он рассказывал много,
Вспоминая, как будучи там,
Он скучал по разбитым дорогам
И кривым белорусским лесам.
Рассказал, как он был дипломатом
И войне разгореться не дал.  
(Я не знаю, как дипло- , но –матом
Он любых бы врагов распугал)
Он достойно представил столицу,
Показал им себя молодцом
И вписался в их желтые лица
Он удачно с багровым лицом.
Он поведал мне с мудростью ламы,
Запивая шампанским коньяк,
Как красивы иракские дамы,
А мужья – что-то вроде бродяг.
Мы плевали на пол, как верблюды,
Мы окурки тушили об стол,
Обсуждая восточные блюда,
Их изысканность и разносол.
Да, неплохо в тот день посидели
Под дымок заграничных сигар,
Все, что было, допили-доели.
Не гнилой, в общем, вышел базар.
Расставались мы долго и жарко,
Обнимались до вздувшихся жил.
Надарил он мне кучу подарков,
И прощаясь, чайку предложил.
Я товарищей всех уважаю,
А уж дядю превыше всего.
Если он предлагает мне чаю,
Обязательно выпью его.
(Я на миг отвлекусь и замечу –
Дядя собственный выстроил дом,
Но готовил обеды он в печи,
По старинке топимой углем)
Отложил я в сторонку все свертки
И сказал по-простецки ему:
- Так и быть, вскипяти мне ведерко,
Литров десять,  пожалуй, приму.
Я не думал, что это желанье
Не охватит его интеллект,
И получится сверх ожиданья
Разорвавшейся бомбы эффект.
Дядя мой почему-то скривился,
Потеряв неожиданно речь,
Он за сердце рукою схватился
И... присел на горячую печь.
Я, естественно, не растерялся,
Потрясенный возникшей бедой,
Пока он на печи "прохлаждался",
Я с ведром побежал за водой.
Тут себя показал я героем –
Что б огонь поскорее унять,
Поливал из ведра на него я
Тем, что чаем должно было стать.
Погасил я огонь аккуратно,
Больше с дядею было возни.
Жаль погибших штанов безвозвратно
И того, что скрывали они.
Только дядю чего-то не очень
Факт сожженных штанов огорчал,
Здесь другая проблема – с той ночи
Он на женщин смотреть перестал.
Я всю жизнь уважал своЙго дядю,
Благодарным племянником был,
Но, однако, на это не глядя,
Дядя сильно меня не взлюбил.
Он исчез.
От обиды ль?
Из мести?
Растворился свечою в дыму,
Ни звонка, ни привета, ни вести,
Ну и я ни ногою к нему.
Слышал я – после той вечеринки
Он осунулся и постарел,
На лице появились морщинки –
Вот, что, значит чайку пожалел.
Ничего, есть болезни похлеще,
Параллельные слову "люблю".
Вот такие, от ветреных женщин,
К абсолютному свел я нулю.
И пусть дядя с постели не слазит,
Пусть он стонет, кряхтит и скрипит,
Он, зато, застрахован от связей,
От которых заводится СПИД.
Не смотря на такое "везенье",
Происшедшее с дядей моим,
Не хочу я его повторенья,
Я по горло насытился им.
С той поры я в гостях осторожен,
Берегу свой моральный покой,
А что б был инцидент невозможен,
Заказал я стаканчик складной.
И хозяев спугнуть не желая,
Я прошу, сунув руку в карман:
- Вы налейте, пожалуйста, чаю,
Только в мой наливайте стакан.
Но, когда, расточая приветы,
Сам хозяин внесет самовар,
Водружаю на стол, как ракету.
Трехступенчатый резервуар.
И пока мой хозяюшка щедрый
Разевает растерянно рот,
Весь чаек поглотит в своих недрах
Господин моЙго тела – живот.
 
1997г.